Дорогие друзья!
Данный очерк входит в книгу мемуаров «Время оглянуться назад»
известного азербайджанского журналиста Азада Шарифа.

ТРАГЕДИЯ ВЕЛИКОГО ТРАГИКА

Казалось, многие десятилетия имя великого азербайджанского актера-трагика Аббаса Мирзы Шарифзаде было предано забвению: о нем не писали рецензии, не проводили юбилеев, о нем даже громко не говорили — это было смертельно опасно в долгие мрачные годы. Но его помнили, любили, перед его большим талантом всегда преклонялись. Да и можно ли было его забыть, хоть раз увидев Отелло, Гамлета, Макбета, Шейх Санана, Эльхана, Дубровского в неповторимом исполнении этого замечательного мастера сцены.
Тридцать седьмой год, смерчем пронесшийся по стране, варварски прервал творческое восхождение Шарифзаде: актер стал одной из миллионов жертв репрессий тех страшных лет и был расстрелян по решению «Тройки» НКВД. Расстрелян без суда и следствия. Возможно, этим объясняется, что в числе первых посмертно реабилитированных в 1955 году в нашей республике оказался и он, Аббас Мирза Шарифзаде, Народный артист Азербайджана. Впрочем, еще не так давно дела по реабилитации по каким-то неведомым нам причинам не очень охотно предавались гласности. К счастью, теперь запретных тем нет, более того, взят курс на восполнение забытых страниц истории, «белых пятен», на то, чтобы сделать достоянием потомков судьбы тех, кто безвинно пострадал в ту эпоху.
В тот роковой декабрьский вечер 1937 года в театре азербайджанской драмы давали «Макбета», и зал, как всегда, едва из-за сцены раздался голос Аббаса Мирзы, еще не видя своего любимца, взорвался громом аплодисментов. Филигранная дикция, мощный голос, помноженный на великолепную акустику драматического театра, построенного еще до революции бакинским миллионером-благотворителем Гаджи Зейналабдином Тагиевым, способствовали тому, что каждая фраза, произнесенная даже шепотом, дыхание актера доходили до любого уголка зала, в том числе и до «балкона», где обычно сидело студенчество. Люди, близко знавшие Шарифзаде, не уставали восхищаться его сценическому обаянию, его умению подчинить себе самых разных зрителей. Ведь вне театра ничто не выдавало в Аббасе Мирзе великого актера. Это был обыкновенный человек среднего роста, державшийся скромно, просто, поддерживающий со всеми добрые товарищеские отношения. Но как он преображался на сцене: словно и ростом становился выше! А какая была прекрасная пластика, присущая ему, огромная внутренняя сила делали его неподражаемым. Старшие поклонники азербайджанского театра помнят, как был покорен игрой Аббаса Мирзы, исполнением им ролей в шекспировских пьесах московский театральный бомонд во время гастролей театра в Москве в 1930 году.
Тот роковой вечер… Вновь Шекспир, и вновь в родном театре. Когда спектакль закончился, зал долго и бурно аплодировал, Аббас Мирза еще и еще раз выходил на сцену. По словам очевидцев, он был непривычно грустным, близко подходил к рампе и широко разводил руками в глубоком поклоне, словно хотел на прощанье всех обнять. Это была действительно последняя встреча актера с бакинцами. Шел декабрь 1937 года…
Напряженная тишина стояла в те дни за кулисами. Все жили будто в предчувствии беды. Не было слышно обычных поздравлений по поводу удачно сыгранных ролей, не раздавались шутки, давно не собирались артисты после спектакля на ужин с жаркими творческими спорами. К тому времени уже были арестованы и сидели в подвалах НКВД драматург Гусейн Джавид, актер Ульви Раджаб, которым мог бы гордиться любой европейский театр. И никто тогда не мог знать, что еще в июле этого страшного года, под пытками во время ночных допросов, разбитые в кровь губы одного известного партийного и государственного деятеля Азербайджана в беспамятстве шептали так называемых сообщников, якобы «завербованные им для контрреволюционного переворота», в числе которых оказался и Аббас Мирза Шарифаде, писатели и литературные критики Салман Мумтаз, Хулуфлу, Ханафи Зейналлы и другие.
По утрам актеры с тревогой читали на доске объявлений имена уволенных с работы товарищей — это был плохой признак — сегодня уволили, а завтра… Да только ли здесь в театре была такая обстановка, Баку — выдержавший не одну оккупацию, переживший две революции и мартовскую армянскую резню, жил в эти зимние дни 37-го в страхе. В научных учреждениях на нефтяных предприятиях, творческих коллективах и вузах, недосчитывались самых талантливых представителей научной, технической и творческой интеллигенции. И в том числе и в азербайджанском драматическом театре. Говорят, незаменимых людей нет. Неправда это. Полвека прошло, а где замена Аббаса Мирзы Шарифзаде и Ульви Раджаба, и многих других.
После спектакля, ставшего для Аббаса Мирзы последним, актеры долго не расходились. Собрались в небольшом устном дворике театра. Аббас Мирза сел сразиться в нарды. Никто не заметил, как во двор вошли два очень похожих друг на друга своей непохожестью человека. Один из них встал за Аббасом Мирзой, будто наблюдая за игрой. Второй напротив. Актер почувствовал на себе тяжелый взгляд. Подняв голову он пристально посмотрел на незнакомцев и сразу как-то сник, словно угас. А потом внезапно встал, и ни на кого не глядя, громко сказал: «Мян эетдим!». И направился к выходу. За ним молча последовали «гости». По свидетельству случайно встретившийся им костюмерши театра, на улице около черной «эмки» стояли еще двое. Аббаса Мирзу втолкнули в машину, и она рванулась с места в сторону печально известного в Баку дома на набережной. «Аббаса забрали!» — с ужасом крикнула женщина ворвавшись в театральный дворик.
«Мян гетдим!» (аз. Я ушел! Прим. редактора.)… Многие десятилетия как эхо шепотом повторяли актеры эти два слова, ставшие прощанием великого трагика с ними.
Те, кто находился в тот страшный вечер во дворике театра, потом всю жизнь, горько сожалели, что не придали должного значения его словам. С той минуты, как прозвучали эти слова, никто больше не видел Аббаса Мирзу, ни супруга знаменитая актриса, народная актриса Марзия Давудова, ни дочь — Фирангиз ханум, ныне тоже народная актриса Азербайджана, ни друзья. Он словно в воду канул. Ушел в Некуда, чтобы потом, спустя десятилетия, вернуться к нам легендой.
Пока черная «эмка» мчалась по набережной, на квартире актера по улице Чадровой 115, ныне она носит имя Мирзааги Алиева, уже несколько часов шел повальный обыск. Что можно было найти в квартире актера? Книги, пьесы, театральные костюмы, парики, афиши, газетные рецензии. Все подряд швырялись в мешки, в том числе и записи на арабском шрифте, которые будут аккуратно занесены в папки в качестве «компромата» и «вешдока», свидетельствующие о преступных связях актера с иранской разведкой, задания, которой он якобы получал через некоего киоскера (оказавшегося провокатором), у которого Шарифзаде покупал газеты. Так думали сотрудники НКВД. Им было невдомек, что тогда все грамотные азербайджанцы владели арабским шрифтом и что Аббас Мирза пользовался им для записей текстов пьес и своих актерских ролей.
С того рокового вечера 3 декабря 1937 года и началась самая трагическая страница жизни великого трагика. Так родилось дело N22134, как две капли воды похожее на сотни, тысячи других. Таких, как дело величайшего режиссера Мейерхольда и его жены Зинаиды Райх, правду о которых мы читали в центральной печати..
И вот оно перед нами, это «дело» Аббаса Мирзы Шарифзаде, извлеченное на свет божий перестройкой и независимостью, пожелтевшие от времени потертые папки…
В застенках багировского НКВД Шарифзаде оказался, как явствуют из дела, только за то, что находился в близких творческих и дружеских связях с корифеями азербайджанской драматургии и сцены Гусейном Джавидом и Ульви Раджабом, ложно обвиненными в буржуазном национализме, и имел к тому же контакты с Рухуллой Ахундовым, «обличенным» в руководстве подпольной контрореволюционной организации.
— … Признаете ли вы себя виновным. — читаем в протоколе одного из первых допросов, состоявшегося в январе 1938 года, примерно через месяц после ареста.
— Не признаю…
— Но вы примкнули к мусаватской партии в период ее господства в Азербайджане.
— Нет, в мусаватской партии я не состоял никогда, позицию мусаватистов не разделаю…
— Следствие предлагает вам рассказать всю правду о ваших политических убеждениях.
— Я полностью стою за власть Советов. Задания коммунистической партии и Советского правительства являются для меня законом.
И эти слова были не просто словами, Аббас Мирза Шарифзаде на деле доказывал свою преданность власти, поставивший целью служить народу. Я вырос в театральной семье и с детства был знаком с великим актером, много раз видел его на сцене, в театральном музее, которым руководил мой отец, и просто дома. Родителей связывала с актером большая семейная дружба, не родственные узы, как думали многие, но и дружба с ним оказалась достаточно для того, чтобы на ранних этапах жизненного пути его друзьям приходилось преодолевать самые разные препятствия. Разумеется, это никак не могло повлиять на отношение к памяти великого трагика. Не случайно Шарифовы, серьезно рискуя, сумели сохранить до наших дней несколько уникальных фотографий Аббаса Мирзы Шарифзаде.
Когда в Азербайджане была установлена советская власть, 28-летний Аббас Мирза уже был вполне сформировавшимся мастером сцены. Он делал все зависящее от него для просвещения родного народа, приобщения азербайджанцев к русской и мировой культуре. Его сценические герои помогали людям жить, бороться с пережитками прошлого, преодолевать религиозный дурман. Аббас Мирза был одним из тех, кто ратовал за полное раскрепощение азербайджанской женщины, всяческий способствовал приходу женщин в искусство. Он резко выступал против унижения женской чести и достоинства.
— Я никогда ничего не делал против советской власти, — говорил он допрашивавшему его следователю.
— Однако вы знали об антисоветской деятельности Гусейна Джавида и других писателей, приверженных к националистическим взглядам. Знали и пропагандировали их произведения, проводили пантюркистскую линию. Ведь из них состоит весь ваш репертуар.
— Ничего плохого не могу сказать об этих писателях. А произведения их служили прежде всего интересам азербайджанского народа. Я же как артист, стремился как можно лучше сыграть порученные мне роли…
— Что связывало вас с Рухуллой Ахундовым?
— Никаких отношениях с ним не состоял. Только однажды, после спектакля «Макбета» он поздравил меня с актерской удачей. И еще разговаривал с ним по телефону по поводу моего выезда в Кировабад.
— Следствие требует от вас чистосердечного признания.
— Мне не в чем признаваться…
Позже. как явствует из «дела», все нелепее и наглее становятся вопросы следователя и еще растеряннее ответы арестованного. Вот материалы очных ставок Шарифзаде с несколькими арестованными деятелями культуры, в апреле 1938 года.
— Вы подтверждаете показания о том, что вербовали их для шпионской деятельности на территории Советского Союза.
— … Да, подтверждаю. Я вербовал для шпионской работы в пользу иранской разведки некоторых своих знакомых, — еле шевеля губами, проговорил он, тихим голосом изможденного побоями человека.
Теперь, когда нам известно вся правда и о тех, кто был зачислен в стан «врагов народа», и о том, как выбивали из них подтверждения в несовершенных преступлений, нам понятны и показания некоторых арестованных, и признания Шарифзаде. Страшно читать датированное октябрем 38-го года обвинительное заключение — итог методично проводимых циничных допросов, истязаний, провокаций и шантажа в камерах на протяжении 11 месяцев и 13 дней.
— «Шарифзаде признал себя виновным в том, что вербовал для шпионской работы в пользу иранской разведки начальника Главреперткома Управления по делам искусств Махмудова Махмуда Бала Ами оглы… (К сведению: М.Махмудов расстрелянный в октябре 1938 года, посмертно также реабилитирован в 1955 году)».
«Показания руководителя националистической антисоветской организации в Азербайджане Р.Ахундова свидетельствуют об активном участии А.Шарифзаде в мусаватской организации, действующей в Баку..» Не трудно догадаться, каким методом были получены и эти показания.
Листая «дело» А.Шарифзаде, мы невольно натыкались на фамилии следователей, чьим усердием оно было сфабриковано. Как жилось им, убийцам таланта, все последующие годы? Неужели удалось избежать возмездия палачам-фальсификаторам — Борисову, Мустафаеву, Перельману, Абдуллаеву, Шнейдеру и другим. Частично ответ на этот вопрос был получен после реабилитации жертв репрессий, к примеру стало известно, что следователи Перельман и Шнейдер были арестованы, и во время допроса признались, что сыграли свою «роль» при «обработке» заключенного Шарифзаде.
19 октября 1938 года «тройка» НКВД — не суд — утвердила обвинительное заключение и приговорила Аббаса Мирзу Шарифзаде к смертной казни за шпионскую деятельность с конфискацией всего имущества. Но следователям проформы ради нужны были письменные и добровольные показания подсудимого, и они идут на прямой подлог: через неделю после утверждения приговора, 25 октября 1938 года Аббаса Мирзу, уже сломленного многомесячными истязаниями, приводят к следователю и принуждают написать то самое нужное им письменное признание «во всех совершенных преступлениях», обещая на суде (только на каком?), оно, мол, поможет заменить расстрел на пожизненное заключение. Кстати, это было единственное собственноручно написанное признание А.Шарифзаде. Его подлинник, уже не имевший никакого значения, задним числом подшивают к делу. Удивительно, что это признание вообще сохранилось в архиве.
16 ноября 1938 года в 9 часов 30 минут утра приговор был приведен в исполнение. В подвалах НКВД раздался выстрел, и … Народного артиста Азербайджана, величайшего создателя шекспировских образов на азербайджанской сцене не стало. В это время ему было не полных 55 лет.
Пройдет почти 17 лет, и в период наступившей в стране хрущевской оттепели среди тех, кого первыми реабилитируют, окажется и Аббас Мирза Шарифзаде. В сентябре 1955 года по протесту Прокуратуры СССР, признавший дело N22134 полностью сфальсифицированным, приговор был отменен, уголовное дело из-за отсутствия состава преступления — прекращено. Верховный суд СССР удовлетворил этот протест.
Почти полвека прошло после официальной реабилитации великого артиста. И все эти годы члены его семьи, почитатели этого замечательного таланта, как, впрочем, и миллионы других семей, чьи близкие пострадали в годы репрессий, лишены возможности поклониться их праху: ведь никому из них не сообщалось о месте захоронения. Да и было ли оно, такое место?..
Может в связи с этим подумать о создании памятника жертвам сталинизма и у нас в республике?!
Убежден: это нужно. Правду о наших отцах и дедах их дети и внуки, все мы, хоть в какой-то мере узнали и продолжаем узнавать. И чем больше знаем, тем острее чувствуем потребность поклониться их памяти, их трагической судьбе. Они достойны своей светлой памяти…