Администрация арестовывала тиражи, накладывала штрафы, передавала материалы в суд, но это были жалкие попытки остановить разгулявшуюся русскую либеральную и социалистическую печать. Вялые, вымученные репрессии только подливали масло в огонь, повышали интерес общества, держали в тонусе журналистов, окружали их ореолами борцов и даже мучеников. У пишущей интеллигенции были и смысл, и радость жизни — распространять идеи свободы, бороться с «ретроградами» и «сатрапами», подвергаться разным «преследованиям»: и, при этом находится не на каторге в Нерчинске, а в ресторане у Донона, получать крупные гонорары, отдыхать в Ницце.
Вот это были времена! Даже начавшаяся война не помешала полнокровно жить. А уж при Временном пришла такая свобода:
И вот все эти радости разом прикрыли большевики. Уже 27 октября 1917 года был издан декрет о печати, где было дано право органам новой власти прекращать деятельность «буржуазных» изданий, а декретом от 23 декабря 1918 года Военно-революционный комитет получил все права предварительной цензуры и тотального контроля за СМИ.
Вскоре из недр Наркомпроса выросло Главное управление по литературе и издательствам (Главлит), которое и давило советскую журналистику вплоть до конца 80-х, пока, наконец, цензура вновь не была упразднена законом.
Очень страшно было пишущим интеллигентам при Ленине-Сталине: шаг вправо, шаг влево — Лубянка, затем пуля или Воркута. Посвободнее стало при Брежневе-Хрущеве, хотя посадить еще могли запросто, за границу не пускали, и котлеты в Доме литераторов были жесткие и невкусные. Зато героем можно было стать почти мгновенно, правда и последствия героизма могли быть весьма серьезными. Не всякий решится.
Но вот при Горбачеве-Ельцине пришла гласность, а за ней прилетела на атлантических ветрах и демократия, все вдохнули долгожданный воздух свободы. Казалось вот-вот, и интеллигентные журналисты буду и героями, и вождями, и властителями дум Новой России.
Но вскоре выяснилось, что нет у нас больше ни мучеников, ни героев пера, ни интеллигентных властителей дум, а все скучно и серо, буднично и обычно. «Куриный грипп во Вьетнаме, взрыв в Ираке, тайфун в Майами, коррупция в Твери». И не грозный Главлит, а лишь Тефаль думает о нас.
Порой даже кажется, что доносится откуда-то из самой толщи пишущих масс подавленный стон: нам бы преследований каких-нибудь, немножечко, ну пусть таких, как в 1905 году, а лучше вообще «понарошку». Чтобы можно было опять побороться с «сатрапами», заявить об удушении свободы слова на встрече правозащитников, оттуда двинуть в ресторан, потом на дачу.: И снова — герои, и снова — на коне!
Но нет, не вернутся такие времена. Ведь у нас цензура запрещена самой конституцией. С ней не поспоришь.
И придется сегодня зарабатывать трудный журналистский хлеб «в поте лица», пытаться с горем пополам увеличивать тиражи нечитаемых изданий за счет разной «клюквы развесистой», заискивать перед спонсорами, искать рекламодателей, веселить зевающую публику. Ничего не поделаешь — вот такая она, свобода слова.
Но эта свобода, не смотря ни на что, очень и очень важна, она куплена дорогой ценой, и я с радостью поздравляю всю пишущую братию и всю нашу интеллигенцию со столетним юбилеем отмены цензуры. Ура!
Михаил Москвин-Тарханов
Депутат Московской Городской Думы
