Улдис Берзиньш – латышский поэт-переводчик, ученый-лингвист перевел Священный Коран на латышский язык. Перевод Священной Книги мусульман он называет наивной попыткой выразить на латышском языке поэтику Корана. В беседе с корреспондентом АзерТАдж Улдис Берзиньш рассказал о работе над переводом Корана.

— Мое увлечение переводом библейских поэтических текстов началось в тот момент, когда мне в руки попался учебник древнееврейского языка, в котором с точки зрения грамматики и поэтики разбиралась 3-я глава Книги Иова. Там хватало с лихвой всего, что на бытовом уровне называем «поэзией»: и ритм, и рифма, и фонетическая игра, а в латышских, как и в доступных мне в то время русских переводах от всего этого ничего не оставалось. Так что я принялся за новый перевод библейских поэтических текстов.

Я перевел и напечатал Книгу Иова, потом Книгу Екклесиаста и Псалтирь. Потом пришла идея познакомить латышского читателя со Священной Книгой мусульман. Мне и самому хотелось понять, каким образом Обращения в Коране изменили историю мира. И я поставил задачу переложить на латышский язык систему понятий Священной Книги, пытался передать ее стиль, в доступных мне пределах имитировать арабский синтаксис, арабскую логику.

Во время работы над Кораном я вел переписку со многими учеными, ездил и в шведский Лундский университет, и в Марокко, и в Саудовскую Аравию, где много совещался с шейхами, верующими учеными, с которыми спорить о Судном дне не хотелось, так как доподлинно знаю, что все постулаты наших вероучений – всего лишь наши догадки, наша попытка ответить на вопросы, поставленные нам Богом.

Ездил и в пустыню к слепому шейху, знающего все главные (а также некоторые ныне «забытые») комментарии к Корану наизусть и обладавшего интуитивным пониманием истин Книги. Что ж, для понимания Корана необходимо выйти за пределы явного и наощупь пробраться в истинный «мир бытия».

При переводе Книги не всегда хватало узаконенных языковой нормой синонимов, и тогда приходилось использовать приближенные понятия, диалектные слова, как в том случае, когда брошенный Мусой посох превращается в змею. Текст использует то один, то другой арабский синоним к слову «змея». Пришлось в одном из эпизодов перевести и вроде как «змеище», выразив тем самым и эмоциональный фон ситуации…

Во время перевода Корана мне помогал и мой однокурсник арабист Янис Сикстулис, а с годами – и младший коллега специалист по исламу Янис Эшотс.

На европейском фоне Латвия выделилась и тем, что одновременно на латышском языке были изданы два Корана. Второй перевод принадлежит известному латышскому композитору Имантсу Калниньшу, который при переводе Священной Книги аналитически использовал разные переводы, комментарии. И.Калниньш дал, если можно так выразиться, «вероучительную» интерпретацию Корана.

— Почему вы решили перевести на латышский язык огузский эпос «Деде Горгуд»?

— Когда я был студентом Ленинградского университета со мной дополнительно занималась профессор Виктория Гарбузова, которая и познакомила меня со сказаниями этого эпоса, и мне понравилось. Так и зародилась идея литературно приобрести этот эпос для латышского языка. Во время работы над переводом эпоса мне помогал мой друг, хороший специалист по мифологии Ариф Аджалов, который в те годы учился в аспирантуре в эстонском городе Тарту, ныне он преподает в Стамбуле. Скажу, что еще в советское время в Латвии был поставлен телеспектакль «Деде Горгуд» и многим запомнились яркие «новеллы» из этого эпоса. Особенно спор с Азраилем удалого Домрула, того, который «построил мост через сухой ручей». В настоящее время спустя 30 лет мы вновь планируем издать «Деде Горгуд».

— Каких азербайджанских поэтов вы переводили?

— Перевел стихи Микаила Мушфига, Самеда Вургуна, Расула Рзы, Мамеда Араза, Фикрета Годжи, Вагифа Самедогпу, Вагифа Насиба, Мамеда Исмаила, Исы Исмаилзаде, Алекпера Салахзаде, Чингиза Алиоглу для нашей антологии новой азербайджанской поэзии. Я переводил многие стихи и рассказы раннего Рамиза Ровшана. А сейчас намерен сделать сумасшедшую, самоубийственную попытку перевести его «Кяпяняк ганадлары», где он следует моделям и правилам азербайджанской народной поэзии. Все ведь видят, что это невозможно, так как система рифмы латышского языка не та, значит надо отходить, менять стихотворение, как бы сам Рамиз писал на латышском языке… Может быть, что-нибудь «похожее» и удастся.

Будучи на практике в Бакинском государственном университете, я работал над циклом «Краски» Расула Рзы и был частым гостем в их с Нигяр Рафибейли доме. Мы разбирали оттенки цветов, а Нигяр ханум также пыталась помочь, доставая из шкафа одежду нужного цвета.

Одним из первых моих напечатанных переводов были – книга стихов Расула Рзы, а также трилогия Акрама Айлисли «Люди и деревья».

— Вы приняли участие в 870-летии Низами Гянджеви в Гяндже. Как проходило мероприятие?

— Первый раз в Гяндже я был 30 лет назад. Сегодня Гянджу не узнать, она, в отличие от меня, помолодела. На юбилей пригласили много гостей, представилась хорошая возможность встретиться со старыми друзьями, знакомыми, коллегами. Юбилей Низами – это народный праздник для гянджинцев.