«Взгляд» то пускали, то запрещали, КВН разрешили, но резали. В ельцинские времена можно было говорить и писать о чем угодно, кроме вещей, подпадающих под статьи УК и УПК. Власть за критику не гнобила, но и не обращала на нее внимания. Путинская эпоха сохранила преемственность в смысле наплевательства на критику, но вовсе не отношение к самому факту критики. Политическая цензура вернулась — где-то в советском виде, где-то в модернизированном. «Советскость» подхода целиком возродилась на гостелевидении. Принципы те же: глава государства и партия власти — священные коровы, критика в адрес чиновников возможна только с санкции этих коров.
Телевизионные боссы ходят на инструктаж в Кремль, просто сусловых сменили сурковы. Телевидение, как и прежде, проводит кампании против «врагов народа», у которых нет права на ответ. Негосударственное (или частично государственное) телевидение тоже зависит от власти, но степень свободы прямо пропорциональна охвату аудитории. На таких каналах цензура тоже бывает вполне классической, когда сюжет заставляют снять до показа. Газеты, разумеется, свободнее. Газетную вольницу терпят в силу непринципиального покрытия аудитории. В газетах главный цензор — собственник, и степень смелости издания зависит от того, насколько сам собственник зависим от кремлевской власти. В таких изданиях не разберешь: газету попросили не писать о чем-то или она сама решила не писать, чтобы не попросили ее главного редактора? Грань между цензурой и самоцензурой здесь совершенно стерта. Есть ряд изданий, в которые с цензурой вовсе не суются, — это где собственник под следствием или в изгнании. Однако, если подобное издание кажется властям влиятельным, по телефону могут попросить смягчить акценты. Но выполнение — на усмотрение главного редактора. На случай повышенной упертости есть элегантный способ наказания: газету отлучают от поездок с президентом, от интервью с ответственными чиновниками и пр. И если главный хочет сохранять в издании все эти признаки престижности, то он идет на некоторые уступки. А если газеты сильно зарываются по части оппозиционности — «работают» уже с рекламодателями. И кто разберет, почему рекламодатель N вдруг отказался от сотрудничества с газетой M? Помимо политической цензуры есть куча прочих: газета не будет «наезжать» на своего рекламодателя, на предприятие собственника или друзей своего главного редактора. Но эти мирные формы цензуры существуют всюду, так что хотя бы здесь Россия может с чистой совестью причислить свою прессу к семье цивилизованных.

Елена Рыковцева